СООБЩЕСТВО ПРОФЕССИОНАЛЬНЫХ СОЦИОЛОГОВ ПРЕЗЕНТАЦИЯ КНИГИ А.Б. ГОФМАНА

>> Вернуться на начальную страницу

Презентация книги профессора А.Б. Гофмана "Классическое и современное. Этюды по истории и теории социологии", изданной издательством "Наука" в 2003 году.

19 марта 2004 года в стенах факультета социологии Государственного университета - Высшей школы экономики по инициативе кафедры общей социологии и Сообщества профессиональных социологов состоялась торжественная презентация книги "Классическое и современное. Этюды по истории и теории социологии" (М.: "Наука", 2003 г.) профессора кафедры общей социологии факультета социологии ГУ ВШЭ, доктора социологических наук А.Б. Гофмана. Содержание книги А. Б. Гофмана "Классическое и современное. Этюды по истории и теории социологии". М.: "Наука", 2003. - 783 с. ПРЕДИСЛОВИЕ Семь лекций по истории социологии. Эмиль Дюркгейм в России. Рецепция дюркгеймовской социологии в российской социальной мысли. РАБОТЫ РАЗНЫХ ЛЕТ. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ИЗ ИСТОРИИ СОЦИОЛОГИЧЕСКОЙ МЫСЛИ. История социологии и история социальной мысли: общее и особенное. Шарль Монтескье: мыслитель, ученый, человек. Элитизм и расизм: философско-исторические воззрения А. де Гобино. Заметки к сравнительному анализу Дюркгейма и Макса Вебера. Дюркгеймовская социологическая школа. Общество, мораль и религия в философии Анри Бергсона Социальная антропология Марселя Мосса Два подхода к оценке большевизма: Марсель Мосс и Николай Бердяев. "Диалектическая" социология Жоржа Гурвича От "малого" общества к "большому": классические теории социального роста и их современное значение ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ОБЫЧАЙ, МОДА, ДИЗАЙН. Обычай как форма социальной регуляции Мода и обычай. Ценностные компоненты моды Эстетические ценности и модные инновации Обновление предметной среды и проблема модных циклов Мода, равенство и неравенство. Дизайн и мода Социология для дизайна Что такое "престижное потребление"? Экспансия молодежного стиля Дилеммы подлинные и мнимые, или о культуре массовой и немассовой. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ИРОНИЯ КАК МЕТОД ИССЛЕДОВАНИЯ. Похвала очереди, или О социальных функциях упорядоченного ожидания потребительских благ. О необычайном расцвете одного социального института: всеобщее воспитательное право. Примечания. Именной указатель. Выступление профессора Гофмана.    Для чего нужны презентации, подобные сегодняшней? Прежде всего, по-видимому, для того чтобы просто "отметить" выход книги в кругу друзей и коллег. Кроме того, это, очевидно, рекламная акция, призванная способствовать "продвижению" книги, как любого другого товара. Правда, как гласит старая поговорка, "хороший товар сам себя хвалит", и эта истина, на мой взгляд, совершенно неоспорима. Поэтому наивно рассчитывать на то, что "продвижение" может компенсировать качество продукта или добавить ему некое качество. Тем не менее, акт опубликования - это акт коммуникации с потенциальными читателями, и раз уж я решил осуществлять последнюю посредством своей книги, то, естественно стремиться к тому, чтобы эта коммуникация была эффективной, более или менее широкой и, наконец, может быть, главное, - с теми, с кем бы мне хотелось. И как раз в том, чтобы способствовать этой самой коммуникации, я и вижу смысл и назначение такого жанра, как презентация вообще и моей книги в частности. Этот жанр можно сравнить с презентацией любого другого продукта, интеллектуального, художественного или какого-то еще. Можно увидеть здесь сходство, например, с вернисажем.    Ту же функцию, что и презентация, выполняет отчасти предисловие к книге. Собственно, оно тоже представляет собой своего рода презентацию книги. Если речь идет об авторском предисловии, то в нем, как правило, автор стремится истолковать, прояснить, оправдать в глазах читателя то, что он сделал в книге. Здесь автор выступает в роли комментатора, интерпретатора и презентатора самого себя и своего продукта.    Поскольку я написал довольно большое предисловие к книге, то оно в значительной мере ее презентирует и тем самым освобождает меня от необходимости долго говорить здесь: я могу позволить себе сослаться на то, что уже сказал в нем. Теперь мне остается, может быть, лишь добавить кое-что к уже сказанному, и это можно будет рассматривать как своего рода дополнение предисловия к книге и завершение его.    К чему я стремился, чем руководствовался, создавая опубликованные в книге тексты? Сложность ответа на этот вопрос заключается в том, что, отвечая на него сегодня, спустя годы и десятилетия после того, как эти тексты создавались, я, возможно, вольно или невольно проецирую свое сегодняшнее представление о том, к чему я стремился и чем руководствовался, на прошлое. Это мой ретроспективный взгляд, взгляд post festum, на свои тогдашние мотивы, намерения и цели. Иначе говоря, отвечая сегодня на поставленный вопрос, я говорю скорее о своем теперешнем восприятии того, чего я хотел и к чему стремился тогда, когда писал публикуемые в книге этюды.    Итак, с учетом сказанного, я стремился (или я думаю, что стремился) к тому, чтобы создаваемые мной продукты были "предметами длительного пользования". Даже если объектом моего исследовательского внимания становились вещи вроде бы быстротечные и эфемерные, такие как мода, я стремился к тому, чтобы знание о них было по возможности не эфемерным, основательным и как можно дольше могло быть знанием сегодняшним, актуальным, не устаревало морально и интеллектуально.    Но как этого добиться? Опять-таки, мне кажется, что с этой целью я пытался ( и пытаюсь теперь) избавиться, насколько это возможно, от "презентизма" исследовательского сознания, возвыситься над "текущим моментом". А для этого, в свою очередь, я всегда старался представить себе, что было раньше и что будет потом и с объектом моего исследования и со знанием о нем, в том числе моим собственным. Будучи, разумеется, как принято говорить, "сыном своего времени", я не хотел ( и не хочу) быть, во-первых, только его сыном, во-вторых, только сыном.    Конечно, для этого я, по-моему, всегда стремился к глубине постижения предмета. Но при этом для меня всегда было важным, чтобы текст мой был ясным. Без этого, как мне представляется, само наличие глубины и нетривиальности становится неясным, проблематичным. Проверка ясностью - это своего рода лакмусовая бумажка, средство проверки того, что ты сделал: это трюизм, бред или нечто серьезное. Конечно, наука - это особый язык, и далеко не каждому он должен быть понятен. Но важно все-таки, чтобы он в принципе поддавался интерпретации и имел хоть какого-то адресата, кроме самого автора: впрочем, даже последний адресат иногда отсутствует. Для гуманитарных наук и социальных это по-моему теперь довольно важная проблема.    В своей статье "Туманное, но плодотворное понятие: "тоталитарный социальный факт", опубликованной в сборнике "Marcel Mauss. A Centenary Tribute" (1999), основанной на докладе, сделанном мной на конференции в Оксфорде (1996), я предлагаю себе вместе с читателем осуществить следующий мысленный эксперимент. Представим себе "хорошую" теорию: глубокую, ясную, хорошо описывающую, объясняющую и предсказывающую. Что остается в этом случае делать остальным собратьям по научному (социологическому и т. п.) сообществу? Им остается лишь рукоплескать автору, пропагандировать его теорию и (или) подтверждать ее своими эмпирическими и экспериментальными данными. Занятие это, конечно и нужное, но не очень престижное. А теперь представим себе теорию туманную, многозначную, противоречивую, состоящую из разбросанных то тут, то там высказываний автора. Здесь уже коллегам есть чем заняться, и рассматриваемая теория может послужить им хорошим средством для собственного самовыражения. Можно выдвигать гипотезы о "подлинном" содержании теории, интерпретировать, что имел или мог иметь в виду автор, развивать, опровергать его и т.п. Туманность и многозначность выступают иногда как своего рода гарантии глубины теории и одновременно способ создания и поддержания ее популярности. И некоторые теоретики неосознанно, а сегодня иногда даже и осознанно, используют этот способ.    Разумеется, ясность - не единственное и не главное достоинство научного текста, но я бы хотел подчеркнуть, что, вопреки бытующему стереотипу, туманность, многозначность и противоречивость, с одной стороны, и глубина, с другой - это разные вещи.    Кроме того, я всегда стремился и стремлюсь к тому, чтобы изготовленный мной продукт, понравился мне самому. Конечно, прав был Чехов, когда говорил, что только бездарные, медные лбы могут быть довольны своими творениями. Неудовлетворенность собой - нормальное состояние для любого "творца", будь то ученый или художник. Но с другой стороны, если я недоволен своим творением, то зачем выпускать его в свет, зачем его тиражировать: можно ведь оставить его при себе, для собственного, "внутреннего" употребления или вообще не употреблять? Если же я все-таки решаюсь его публиковать, значит я признаю его достойным опубликования, значит я за него отвечаю, значит я признаю за ним некое качество. Для начала созданное мной должно понравиться мне самому. Ну а дальше… Будет ли мой продукт нравиться мне впоследствии? И как его воспримут другие? "Нам не дано предугадать…". Лично я верю в естественный отбор в сфере идей, как и в других сферах. Думаю, что, во всяком случае, потомки во всем разберутся и по достоинству воздадут нам сообразно плодам трудов наших. Коллеги А.Б. Гофмана из ГУ ВШЭ, Институт социологии РАН, Института человека РАН, МГИМО, Аналитического центра Юрия Левады, журнала "Человек" тепло приветствовали выход этой книги. Предлагаем фрагменты некоторых выступлений. Н.Е. Покровский (ГУ-ВШЭ):    Сегодня мы приветствуем выход книги профессора нашей кафедры Гофмана Александра Бенционовича "Классическое и современное. Этюды по истории и теории социологии". Перефразируя название этой книги, можно охарактеризовать палитру собранных в ней работ: "классическое и современное в творчестве Гофмана". И действительно, здесь эссе о моде, эссе об очереди, эссе о французской социологии и многие другие. Мир высокой теории, мир теоретической социологии разлит вокруг нас, и Гофман может его найти и просто, ясно донести до читателей.    Кроме того, я задаюсь вопросом: каково было послание в виде этой книги? Первое, как мне кажется, это некое подведение итогов, потому что этот сборник рисует портрет Александра Бенционовича как ученого и человека, портрет внутренний и портрет внешний. Второе, эта книга выполняет педагогическую, воспитательную функцию. Она, несомненно, представляет интерес для студентов и преподавателей.    Самое отрадное для меня как заведующего кафедрой общей социологии, это то, что такие книги дополняют "палитру" нашей кафедры, показывают, какими разнообразными возможностями обладают наши профессора. А.А. Сусоколов (ГУ-ВШЭ):    Я - представитель кафедры экономической социологии. Наш факультет молодой и кафедры очень молодые. Мы разделились, но социология должна быть синкретической. Чем ценны труды Гофмана? Они, можно сказать, объединяют курсы, читаемые разными кафедрами. Это очень важно, поскольку жизнь человеческих сообществ чрезвычайно сложна и не исчерпывается экономическими мотивами. Профессор Гофман как раз и исследует эту сложную мотивацию человеческого поведения. Эта книга будет способствовать межкафедральному взаимодействию. Очень удивляет такой мизерный тираж этой книги, она должна быть в нашей библиотеке и должна быть в списке книг для обязательного чтения наших студентов. И.Ф. Девятко (ГУ-ВШЭ):    Для меня очень ценна возможность обратить внимание присутствующих на черту, в высшей степени свойственную и научным трудам Александра Бенционовича, и его личности. Более того, эта особенность мышления Александра Бенционовича счастливо совпала с наиболее фундаментальной особенностью классической французской социальной мысли, которой посвящены очень многие из работ сборника. Александр Бенционович - подлинный рыцарь рационализма. Такая "воинственная" характеристика веры в возможности человеческого разума - практического и теоретического, - представляется мне уместной в эпоху, когда даже "острый галльский смысл" пал жертвой постмодернистского сомнения, безусловной уверенности большинства в том, что существование обоснованных убеждений не только не гарантировано, но и невозможно, и никем не оспариваемого господства морального партикуляризма.    Зная Александра Бенционовича еще с аспирантских лет, я всегда восхищалась его спокойной, но непреклонной убежденностью в том, что способности разумного суждения не только могут, но и должны активно использоваться нами и в научных изысканиях, и в нашей частной и общественной жизни в равной мере. Что и научные факты, и факты моральные могут обнаруживать свой объективный характер всякому, кто достаточно развил в себе способность, вынося о них суждение, отстраняться от собственных интересов и предпочтений, занимать "децентрированную" позицию, если воспользоваться выражением Ж. Пиаже. И, как мне кажется, развивая идеи Э. Дюркгейма, с которыми так тесно переплелись многие работы и отдельные темы, составившие эту замечательную книгу, Александр Бенционович с удивительной последовательностью утверждает и демонстрирует на практике, что наша способность быть разумными, интеллектуально честными и справедливыми к другим защищена и гарантирована нашей социальной природой, нашей связью с другими людьми, представляющими иные точки зрения, и, наконец, нормативной силой ценностей, поддерживаемых нашим профессиональным сообществом. А.Г. Левинсон (Аналитический центр Юрия Левады):    Социальное время всегда есть совпадение , пересечение времен индивидуальных. Нынешнее время - это и время, когда когорта, к которой принадлежит А.Б.Гофман начинает входит в возраст, называемый зрелым, когда страна начинает выходить из времени, называемого постсоветским, когда наконец, выходит книга из издательского процесса, который был длительным. Сошлись эти времена и образовали момент, когда мы все с полной ясностью увидели: кем мы считаем Александра Гофмана.    Мы поняли, что без колебаний причисляем его к крупнейшим знатокам истории социологии, к самым крупным знатокам французской социологии и с него начинаем счет знатоков творчества Э.Дюркгейма. При этом мы знаем, что наше мнение разделяют и во Франции.    Мы ясно сознаем, что знания эти А.Гофман собирал долго, делая это и в советские и в постсоветские и в пост-постсоветские времена, от этих времен не уворачиваясь, но и им не давая свернуть себя с выбранного пути. Мы смотрим в эту книгу и вспоминаем, что путь А.Гофмана в науке - не узкий, а широкий. Номенклатура жанров и тем, научных сюжетов и научных подходов значительная.    Глядя в сборник, мы находим там знакомые труды. А.Гофман один из немногих авторов, чьи работы издавались не раз, не два.    Почему научной общественности, жадной до новинок, понадобились переиздания, например, "Лекций" А.Гофмана? Потому, что он обращался не только к кругу ученых, но и к кругу учащихся. Если в России вырастет, наконец, поколение-другое собственных социологов, стоящих на уровне мировой науки, это непременно будут люди, учившиеся по трудам А.Гофмана.    Книга А.Гофмана, повторю, только подтверждает наше мнение, наше чувство, удостоверяет для нас: да, мы давно знали, что это выдающийся ученый, знаменитый специалист, известный преподаватель…    Знали, но как-то не очень замечали, что мы это знаем. Все видели, что А.Гофман трудится, не разгибаясь все эти годы, не жалеет себя. Да знали, но не отдавали себе отчета, какая длинная жизнь уже прожита в науке, в высшей школе, как много сделано и каков класс и уровень этого объемного научного продукта. Не замечали, потому, что рядом с А.Гофманом слышен не гул восхищений, а скорее что-то вроде скрипа ежедневной упряжки. Так и надо. А.Л. Темницкий (кафедра социологии МГИМО):    Дорогие коллеги, уважаемый Александр Бенционович! Я один из немногих сотрудников Центра социологии культуры Института социологии РАН, который возглавляет профессор Гофман.    Чем особенно ценно это издание, этот сборник трудов Гофмана? Прежде всего тем, что в этой книге собраны работы, написанные преимущественно в советское время, но которые не нуждаются в обильных комментариях с учетом произошедших изменений в постсоветский период. Не нуждается в подробных объяснениях, почему было нужно так писать, а не иначе. Фактор времени, довлевший над многими социологами и не только теми, кто создавал монографии, основанные на эмпирических данных (к примеру "Человек и его работа"), но и работавшими с историческими текстами, вынужденными формировать оболочку критического позиционирования по отношению к так называемым буржуазным подходам, был умело и эффективно обойден А. Гофманом. В этом кроется секрет и искусство мастера пера социологического жанра, который полезен всем, кто уже давно работает в области социологии, но еще больше молодым, вступающим на тернистый путь социологических изысканий. И.И. Ашмарин (Институт человека РАН):    Начну я свое выступление, пожалуй, не с обсуждаемой сегодня книги, а с личностных качеств самого Александра Бенционовича, поскольку совместных работ или каких-нибудь научных контактов у нас с ним не было, но знакомы мы уже лет десять, видимся довольно часто, поэтому знаю его я, наверное, неплохо. И могу сказать, что при всей его скромности, не заметить его в любом окружении невозможно. Причиной тому, в том числе, именно эта скромность, редкая и, я бы так сказал, "фундаментальная". Фундаментальная - поскольку происходит она не от обычного умения вести себя в обществе, а от базовых человеческих ценностей.    Скромность и удивительная доброта (я думаю, она тоже фундаментальная) это первое, что бросается в глаза при знакомстве с Сашей. Но сразу после этого невозможно не почувствовать его неординарность - неординарное мышление, неординарная реакция, неординарная эрудиция, неординарный, почти детский интерес ко всему окружающему. И это детское любопытство - пожалуй, одна из основных характеристик Александра Бенционовича и как человека и как ученого.    Вообще, детский интерес к миру - необходимая черта для исследователя. Без нее годам к тридцати мир становится понятным, а после пятидесяти - неинтересным. Для Гофмана же этот мир неинтересным никогда не будет. Это становится ясно, как только взглянешь хотя бы на оглавление его книги. Темы исследований простираются от истории социальной мысли до моды и потребительских благ - широта интересов прямо-таки ренессансная. Если же углубиться в саму книгу, то обнаруживается уже не только интерес к миру, но и желание или, скорее даже, потребность размышлять обо всем, что в этом мире еще не понято и не исследовано. Ну, желание поразмышлять было и у Кифы Мокиевича из второго тома "Мертвых душ" Н.В.Гоголя. Но в книге Александра Бенционовича мы видим не просто досужие размышления, а результаты блестящих, безупречных и глубоких исследований, которые доступны только незаурядным ученым.    А еще поражает эрудиция и начитанность автора этой книги: один именной указатель занимает 30 страниц - широта интересов и эрудиция немыслимы друг без друга. Читая книгу Александра Бенционовича, получаешь самое настоящее наслаждение, и единственно, когда возникает досада - это, когда заглянешь на самую последнюю страницу книги, там, где указан ее тираж. Тираж должен быть хотя бы на порядок больше. Такая книга должна быть доступна многим, а для студентов-социологов это просто классическое (и, конечно, современное) учебное пособие.    В заключение пожелаю Александру Бенционовичу… Ох, как не хочется говорить банальности такому небанальному человеку, но все-таки такой же не иссякающей творческой активности и здоровья я ему пожелаю. Рецензия на книгу А.Б. Гофмана, подготовленная О.А. Симоновой, будет опубликована в четвертом номере журнала "Человек" за 2004 год.